«Байкал-Daily» приводит текст полностью:
Полтора года назад я провела месяц в бурятской тайге – в составе геологической группы, в должности помощника повара. А на прошлой неделе сходила на первый с советских времен полнометражный фильм о геологах – «Территория» (он только что с большой помпой вышел в прокат).
Посмотрела и поняла: надо все-таки всем интересующимся рассказать, как сейчас геология на практике выглядит. Потому что вроде все как в кино, а на самом деле – по-другому.
200 км от цивилизации
Устав от офисной жизни, летом 2013 года я уволилась и отправилась с мужем-геологом в Забайкалье работать помощником повара на золоторудном участке. Задача небольшой группы исследователей из Петербурга – проведение поисковых работ на участке, который находится в работе уже несколько лет. В течение месяца я пыталась найти драгоценный металл, ужиться в рабочем поселке с сибиряками и понять, почему им совершенно безразлична наша жизнь «на западе».
Из Таксимо (последней точки цивилизации по пути на золоторудные участки на Бодайбинском тракте) мы выехали на вахтовке («Урале», переделанном для перевозки людей) в 5 утра – добраться до места надо было засветло. Участок Кузнецовский был всего в 200 км, первые 100 км – разбитый грейдер, потом еще 100 по лесной дороге через броды и бурелом. 12 часов в пути водители развлекали рассказами о том, кто и где из их коллег застрял, где перед машиной выскочил медведь и т.д.
Самое жутковатое ощущение было от десятков километров вокруг без людей. По дороге мы останавливались в зимовьях – охотничьих домиках, здесь по неписаным законам может остановиться каждый. Лежишь там на полувысохшем деревянном полу, чтобы спина немного отдохнула, и думаешь об этом неизвестном, который позаботился о тебе и оставил немного еды и спичек.
В 100 км от Таксимо мобильная связь пропала окончательно. В лесу мобильник нужен только как фотоаппарат, фонарик и плеер.
К середине дня я решила поспать, но момент выбрала неудачный – машина проходила очередной брод. Меня подбросило, из-за чего вокруг глаза образовался синяк.
На гору Каралон мы прибыли к ужину. Поселок состоял из 12 деревянных срубов с буржуйками, в которых жили в среднем по 4 человека. Все удобства – на краю поселка. И это было самым ужасным, потому что в «скворечнике» на три персоны никто не убирал с момента его основания.
Нас встречали бородатые дядьки, таежная манера одеваться не давала понять, который год на дворе (внешне люди мало отличались от героев «Территории», хотя в фильме дело происходит в 50-е годы). Двух бородатых руководителей – Львовича и Леонидыча – тут называли серым и белым магами – по цвету бороды. Остальные – в основном молодежь до 30 лет – рабочие или начинающие геофизики. В поселке нашлась и женщина-геолог Светлана Олеговна, рыжеволосая дама лет пятидесяти в камуфляже и резиновых сапогах.
Светлана Олеговна моему появлению на участке обрадовалась, тут же объявила женский банный час и даже нашла мне персональный таз, что является большой ценностью. В тот же вечер Олеговна вкратце обрисовала три основные проблемы. Первая – здесь все очень любят поговорить, и от болтовни не скроешься. Вторая – местная публика не отличается интеллигентностью: мужики матерятся и громко кричат, когда проигрывают в карты. Ну и третья беда заключалась в том, что затраты за всю съедаемую пищу делили на всех, а она за сезон не съела ни пряничка. «Они без конца жрут сладости, запивают сгущенкой, а из меня это все высчитывают».
Кухня
Столовая находилась в одном из балков – деревянном срубе с длинным столом и скамейками. Во время завтрака и ужина электричества не было (генератор включали только вечером в часы отдыха), так что ели в полумраке. Главным украшением помещения был портрет певицы Шакиры кисти неизвестного монгольского художника.
За месяц в лесу крупный мужчина съедает продуктов примерно на 4000 рублей. Плюс к этому он выкуривает около двух блоков сигарет и выпивает пачку растворимого кофе. Рацион очень скромный: во-первых, стараются экономить, во-вторых, подвоз продуктов практически невозможен – ради лишнего мешка морковки машину в горы никто не погонит. Ну и в-третьих, годятся только те продукты, которые смогут пролежать пару месяцев без холодильника. Поэтому стандартный набор примерно такой. Из овощей – картошка, морковка, свекла, капуста и лук. Из круп – гречка, пшено, круглый рис и перловка. Все это смешивается с тушенкой и потребляется в разных комбинациях. Из деликатесов – сгущенка, дешевое повидло, рыбные консервы и паштет. За отдельную плату – растворимая лапша. Если повару не лень – варятся компоты и делается выпечка. Одна из самых популярных тем по вечерам – что бы я сейчас съел. Мужчинам хочется мяса, жареной курицы, черного хлеба, соленых огурцов и алкоголя. Мне же ночами снился кусок твердого сыра. Хотелось отрезать его ломтями и ни с кем не делиться.
Поработать поваром мне хотелось давно.
Однако реальность посмеялась надо мной: одно дело читать кулинарные форумы и загружать в тележку гипермаркета тонны продуктов, другое – целыми днями шинковать протухшие овощи на 30 человек и таскать воду. Это тяжелый физический труд, и мне очень повезло, что я была просто помощником. В рабочие дни завтрак начинался в 7 часов, поэтому повар вставал в 5 и варил кашу. Когда завтрак был готов, повар Серега брал топор и бил тыльной стороной по куску шпалы. На звук рынды моментально сбегался народ. После еды рабочим выдавался сухой паек. Около 8 жители поселка грузились в машину и уезжали, а повар оставался с немытой посудой.
Как только в лагере становилось тихо, приходила новая напасть – бурундуки. Они воровали все, что видели, даже конфеты. Пойманные с поличным, грызуны «зависали» на несколько секунд, размышляя, хватит ли сил унести добычу. После чего пускались наутек. Серега наловчился их отлавливать и сажать в «карцер» на перевоспитание. Пленники повара проводили ночь в пластиковой бочке, после чего при скоплении зрителей выпускались. В начале сезона Серега предполагал, что это напугает грызунов, но к августу в своей теории разочаровался.
После уборки наступали счастливые часы. Если все на работе – то питание двухразовое, поэтому до пяти часов можно было отдыхать. В дождливые дни, когда ходить по горам опасно, рабочие оставались в лагере. В этом случае готовить надо было еще и обед.
Подготовка обеда/ужина занимала примерно 2,5 часа. Готовилось все крайне однообразно. Любое блюдо начиналось с того, что нужно было принести со склада ведро овощей. Норма продуктов – на глазок. На троих – банка тушенки, на четверых – стакан крупы. Количество макарон повар мерил горстями – 50 в самый раз. Главным деликатесом считался майонез. Выдавать его можно было только тогда, когда народ ел с особой тоской.
Самое сложное – печь хлеб. Через день нужно было изготавливать 15 буханок в печке из бочки. На это уходила большая пачка дрожжей и ведро муки. Месить такой объем тяжело, а отмывать руки от липкого теста в ледяной воде противно. Еще обидно, что на выходе хлеб был не очень-то и вкусный. Тем более что повар не любил подавать сегодняшний хлеб на стол – больно быстро съедался.
Поговори со всеми
Повар Серега, 30-летний двухметровый детина, родился и вырос в небольшом поселке на берегу Байкала. Серегин отец застрял в республике совершенно случайно – в советские годы поехал из Краснодарского края в гости к сестре на Дальний Восток. Но в поезде выпил с сомнительной компанией и наутро понял, что его обчистили. Его высадили в Бурятии. Делать было нечего – пошел в милицию. Там соорудили справку, с которой удалось устроиться на производство – денег заработать. Так он и остался.
Серега несколько раз пробовал учиться, но как-то не срасталось. Сходил в армию, вернулся. Поработал в ЖКХ – было прибыльно. Потом начальство стало следить за «леваками», и работа утратила привлекательность. Устроился в лагерь мастером на все руки, где воспитывал детдомовцев. За сигарету заставлял помогать по хозяйству. «Все равно курить будут, а так хоть польза», – объяснял он. В промежутках он успел 9 раз жениться, но и тут что-то не складывалось. «Мне простую жену надо, деревенскую, – рассуждал Серега. – Вот дядька мой на старости лет женился на городской, так это просто смех. Мужику с утра надо на весь день поесть, чтобы нормально работать, а она ему пакетик овсянки заваривает!»
В поля Серега ездил второй год – ему нравилось. Выпить только порой хотелось, а нечего. «Когда мы заезжали сюда, вот это праздник был, – с мечтательной улыбкой вспоминал он. – В поезде отлично посидели, потом в Таксимо гудели. А сюда заезжать утром – всем плохо – всю ночь пили. Нас в кузов посадили, а там темно и душно. Мы матрасов навалили – и лежим. Чуть не померли».
Обитатели поселка отнеслись ко мне, скорее, с симпатией, но сперва держались отстраненно. Их слегка шокировал фингал под глазом – вроде городская девица, а битая. К отсутствию навыков походной жизни полевики отнеслись с пониманием – костер помогали развести, рубили дрова, если надо. Правда, принести ведро воды предложили всего раз – как-то это не принято. Зато очень любили пообщаться. Кухня в таких местах вообще как сигарный клуб: вечером народ расслабляется у костра и говорит о жизни. Притом что в поселке все сходили с ума от скуки, болтунов не любили. Надоедать часами своими рассказами – дурной тон.
Темы для разговоров были весьма ограниченными. Помимо истории о пьяном заезде, которую я услышала в 10 версиях, ребята рассказывали о жизни. К ней у них своеобразное отношение. Например, как говорил 22-летний Сева из Улан-Удэ, кредиты часто берут исключительно ради того, чтобы не отдавать. Очень выгодно оформлять займ перед полевым сезоном – ну не поедут за тобой приставы в тайгу. Имелись кредиты почти у каждого – в основном по мелочи, на мобильники и бытовую технику.
В Китай почти каждый ездил – неинтересно. Это для них как шоп-туры в Иматру для петербуржцев. Вот Турция, Египет и Финляндия – настоящая экзотика. Но однажды они меня озадачили вопросом: правда ли, что финский Fairy лучше российского?
Часто в разговорах полевики употребляли выражение «запад». Подразумевалось под ним что-то чуждое. Прочертить четкой границы мне никто так и не смог. Москва и Питер – точно запад. А что делать с той Россией, что на карте левее Урала, так и осталось непонятно. Кое-кто даже ездил на «запад», но не очень доволен остался: жизнь дорогая и все неуютное.
Жил в поселке водитель Серега. Он приехал в Бурятию больше 10 лет назад из Твери. Сперва из родного города перебрался в Петербург, помыкался там с женой и понял, что это не для него. Вернулся назад. Супруга предложила попытаться начать жизнь с нуля на востоке, и они поехали. Она не выдержала местной жизни, уехала обратно. А Серега прижился. Женился второй раз, завел детей, потом перевез сестру и мать. Климат, конечно, тяжелый, зато жить не скучно.
В качестве иллюстрации отличия «запада» от жизни в республике ребята любили рассказывать о бурятской свадьбе. Которая «хорошо окупается». Рассказывали, что в Улан-Удэ подарили молодым квартиру, лошадь, корову и пару свиней. На мой вопрос, куда девать все это богатство, удивлялись. Конечно же, к родственникам в деревню, а они тебе будут присылать мясо и молоко.
Бессмысленный вопрос «зачем»
Регулярно я предпринимала попытки узнать у ребят, зачем им вообще все это надо. За тяжелый физический труд им платили не больше 30–40 тысяч в месяц – в зависимости от выработки. Внятного ответа получить не удалось. Одни затягивали песню о том, что лучше гор могут быть только горы, другие говорили, что это самый простой способ получить сразу много денег, а не копить. Еще люди относятся тут к поездкам в поле как к оздоровительному лагерю. Помимо пребывания на свежем воздухе здесь у них регулярное питание, отсутствие алкоголя, физический труд и баня. К этому прилагалась близкая по духу компания и отсутствие зудящих жен. Так что для рабочих плюсы перевешивали минусы. У специалистов другой разговор. Геологи – люди с высшим образованием, обычно из больших городов. Условия их жизни в поле ничем не отличаются от остальных. Разве что по вечерам рабочие отдыхают, а они пытаются систематизировать данные.
Спрашивать у потомственных геологов, зачем они этим занимаются, бессмысленно. Например, петербургский ученый Евгений Рыцк, руководивший группой, геолог в шестом поколении. Треть своей жизни провел в полях. Но впечатления лесного человека не производит – ему и в городе неплохо живется. Просто это профессия такая, в которой быть кабинетным теоретиком не получается.
Романтика в геологии, конечно, есть. Но она не в слиянии человека с природой, кострах и долгих одиноких переходах по нехоженой земле. Хотя и это есть: ощущение запредельных размеров собственной страны приходит тогда, когда ты неделями едешь по ней и едешь, а она и не думает кончаться. Главная причина, по которой люди приходят в геологию и остаются, – то, что ты начинаешь мыслить масштабами тысячелетий. Догадаться, где природа спрятала свои несметные богатства, – отдельное удовольствие. Геологи страшно любопытны и любознательны.
Жизнь полевика сейчас и лет 30 назад, конечно, отличается. Нынешние геологи куда лучше экипированы. В горных ботинках, конечно, удобнее, чем в резиновых сапогах. Палатки, спальники, горелки – все стало легче и компактнее. Техника позволяет делать точные замеры – считать расстояния GPS, а не шагами. Но это не отменяет того, что за образцом тебе может понадобиться три часа тащиться в гору, обливаясь потом, со всей дури колотить молотком по камню, чтобы на свежем сколе рассмотреть породу, а потом нести его в рюкзаке несколько километров в лагерь. И за последнюю сотню лет тут ничего не изменилось – грунт как промывали в ледяной воде, так и промывают.
В маршруте меня больше всего поразила скрупулезность процесса. Не так уж страшно отмотать с десяток километров. Самое утомительное – постоянные остановки. Спускаясь по осыпающимся камням, надо было каждые 5 метров «ставить точку». Это влечет за собой целый ряд действий: нужно остановиться, снять рюкзак, поставить точку в GPS, выбрать нужный камень, отколоть от него хороший кусок, пронумеровать образец маркером, сделать запись в блокноте, положить камень в мешок, снова надеть рюкзак и пройти еще 5 метров до следующей точки. Все это сопровождается жужжанием мошки, которая пытается забиться в рот, нос, уши и глаза. Энцефалитка не всегда спасает – под сеткой ужасно жарко и тяжело дышать, а вонючий репеллент отпугивает насекомых минут на 10. Тут технический прогресс ничем не помог.
К концу маршрута рюкзаки геологов обычно полны камней. Может быть и 5 и 30 кг, в зависимости от дня. Со стороны выглядит удивительно, когда люди добровольно берут булыжники потяжелее. По вечерам образцы любовно раскладываются в ряд и перепроверяются, после чего с особой тщательностью упаковываются для дальнейшей транспортировки.
Особый разговор – камни с видимым золотом. Таких образцов – единицы, и я их не нашла. Разглядеть видимые проявления металла в природе очень сложно, это только в сказках золотая гора сияет. В реальной жизни геологи так назовут гору, на которой когда-то кто-то нашел образец с золотинкой размером со спичечную головку.
Бывают маршруты и на несколько дней – в таком случае ты тащишь на себе спальник, еду и палатку. До сих пор встречается и полная экзотика: экспедиции с животными. Чаще всего используют лошадей и оленей. «Белый маг» из геофизиков рассказывал, что в последний раз сталкивался с этим в 2010 году. С оленями, конечно, много хлопот, да и груза на них особо не навесишь, зато они довольно проходимые и съедобные, что ценно при дефиците продуктов.
Самым приятным впечатлением за этот месяц для меня были два дня, которые мы с мужем провели вдвоем на Еленинском участке. Это был маршрут в отдаленной местности, где стояло маленькое зимовье со страшно гудящей печкой из бочки. После того как днем мы наткнулась на следы медвежонка, спать было страшно. Но ужин, который мы чумазыми и пропотевшими после маршрута провели при свечах, запивая дешевым чаем гречку с тушенкой, не сравнится с походом в самый модный ресторан.
Домой, на запад
Самое странное ощущение для горожанина в лесу – информационный голод. В первый же вечер к нам постучался геофизик Баир, чтобы переписать новые фильмы, которые мы привезли, и поинтересовался, нет ли у нас газет. Меня это удивило. Вскоре я ощутила этот вакуум на себе: уже через неделю начала с тоской смотреть на телефон, в котором еще недавно водился Интернет. Единственные новости, которые приходили по рации в поселок, – это информация от родственников, которые держали связь с офисом в Улан-Удэ. Поэтому первым же делом, добравшись до цивилизации, я начала читать все подряд. Все думала, что непременно должно было произойти что-то чрезвычайное. А ничего важного и не случилось. Это страшно разочаровало.
Самым тяжелым в поездке был не физический труд. Сложнее было не сорваться и не нахамить кому-нибудь, оттого что достало постоянное общество и одни и те же анекдоты. Я-то хоть могла днем побыть одна, а остальные работали парами – тут не спрячешься.
Когда я уезжала в тайгу, многие в поддержку говорили, что я вернусь сильнее и опытнее. Не могу сказать, что это получилось. Хотя я увидела по-настоящему дикие места и, пожалуй, окрепла физически.
Большого желания повторить этот опыт у меня пока нет. Но не удивлюсь, если оно появится. Прощаясь, Светлана Олеговна сказала мне вполне ободряющую вещь: «Я думала, что ты городская и не справишься, а продержалась». Но признаюсь честно: я испытала невероятное удовольствие, надев туфли на каблуках и платье.
Золотодобыча для «чайников»
Для меня самым большим откровением было то, что государство до сих пор даже приблизительно не знает, какими ресурсами располагает. На основе советских данных известно, какие территории являются перспективными для добычи, скажем, золота. Инвестор может приобрести лицензию на участок любой площади. Наш, к примеру, был порядка 200 кв. км.
Лицензия может быть разных типов – на рассыпное золото (самородки) и мелкодисперсное. Т.е. если ты решил крошить в пыль горы и вытягивать из них золото с помощью ряда технологических процедур, это не дает тебе права подбирать на своем участке самородки. Сдавать золото по закону можно только государству. То есть получается, что ты покупаешь у государства лицензию на добычу, проводишь исследования с целью узнать, сколько все-таки на твоей земле золота, и на конечном этапе снова вступаешь в финансовые отношения с государством. Экономически целесообразным считается разработка участков с содержанием золота начиная от 4 грамм на тонну породы. Хотя, конечно, все зависит от логистики и местных особенностей.
Доход у инвестора появляется далеко не сразу – сперва нужно основательно вложиться. Помимо покупки лицензии надо оплатить исследования, построить инфраструктуру и наладить производство. Геологические работы делятся на несколько этапов. Первый – поиск. На этом этапе геологи живут и работают в практически диких условиях. Их задача – в целом прикинуть объем ископаемых и обозначить места, где стоит искать золото. Чаще всего на этом этапе на участке практически ничего нет – ни дорог, ни жилья. После того как они подсчитали примерный запас, наступает очередь разведки. На основе полученных карт геологи детально исследуют наиболее интересные отрезки – производят отбор проб, бурение и т.д. Их задача – детализировать. Именно тогда геологи должны сказать: копать в этом месте, здесь мы планируем извлечь столько-то и столько-то.
После согласования деталей участок начинает жить совсем другой жизнью. Здесь может появиться фабрика, поселок для рабочих и, конечно же, дороги. На смену геологам с палатками приходят работяги, которые трудятся вахтовым методом.
Про кино «Территория»
В кинотеатре на «Территории» было немноголюдно, рядом сидела парочка, все 2,5 часа девушка ныла, как ей скучно, ковырялась в мобильнике и под конец резюмировала свое впечатление: «Какая чушь». И мне почему-то стало так обидно, что захотелось нахамить ей, хотя фильм и не особо выдающийся. Думаю, что сегодня он не произведет на романтиков такого впечатления, как, говорят, произвела одноименная книга в 1970-е. И понятен он скорее тем, кому профессия изначально интересна. Впрочем, мои знакомые геологи тоже не были в восторге от просмотра. Больше всего им показались странными поисковики и рабочие в чистой одежде с ухоженными руками и лицами, а еще представители коренных народов севера в новеньких шубках.
Кстати
В Бурятии все уважают бурханы – места силы. У них всегда надо остановиться и что-нибудь оставить духам (сигарету, монетку, конфетку). Не забурханить – себе дороже: обязательно случится неприятность в пути. К этой традиции с уважением относятся не только местное население, но и цивилизованные геологи.
