Театры, несмотря на то, что пока не могут принимать зрителей, продолжают работать. За закрытыми дверями кипит жизнь, проходят репетиции, готовятся спектакли. В Русском драмтеатре имени Бестужева идут финальные прогоны чёрной комедии «Калека с острова Инишмаан» в постановке режиссёра из Санкт-Петербурга Антона Коваленко.
В центре сюжета – калека Билли, который мечтает вырваться на съёмки фильма «Человек из Арана», созданного на заре Голливуда в 1934 году. Он живет на острове, где единственное его развлечение – разглядывание коров. Среди людей, знающих друг друга, как облупленных. Они ходят в дырявых отрепьях, питаются зеленым горошком, важной новостью считают драку гуся и кошки, а свою страну – дырой. «Калека с острова Инишмаан» – это история о простых людях, задавленных тяжёлым бытом, грузом ответственности и беспросветности. В своём роде все они искалечены духовно, в отличие от калеки Билли, сумевшего внутри себя сохранить чистоту, милосердие и любовь.
Спектакль по пьесе голливудского режиссёра, сценариста и драматурга Мартина Макдонаха, известного фильмами «Залечь на дно в Брюгге», «Семь психопатов» и «Три билборда на границе Эббинга, Миссури», бестужевцы должны были показать ещё в мае, но пандемия внесла свои коррективы.
Одну из ролей в нём – простого ирландского паренька слегка за 30 – исполняет артист Артур Шувалов, знакомый постоянным зрителям по ролям Алеши во «Фронтовичке», Бергутова в «Волках и овцах», Яши в «Вишневом саде», Чванкина в «Смерти Тарелкина» и другими. Мы встретились с ним, чтобы поговорить о новом спектакле, а успели обсудить пандемию, пятилетие Сергея Левицкого в должности художественного руководителя и рак, с которым боролся артист.
С одной стороны, он очень похож на Шекспира, с другой, на Тарантино
– Артур, расскажи, о спектакле «Калека с острова Инишмаан», кого ты играешь?
– О, я играю Малыша Бобби. Это такой молодой мужчина примерно моего возраста. У него умерла жена от туберкулеза, он сильно пьёт, слегка неуравновешенный, где-то агрессивный, но в душе очень и очень добрый. Он очень любил свою жену, хотя и мог её ударить. В общем, простой парень, островной ирландец.
– Рыжая борода прекрасно подходит.
– Да, поэтому я ее и отращиваю.
– И о чем этот спектакль для тебя?
– О любви, конечно, к людям. Об отношениях между людьми, о том, что все мы думаем, что будем счастливыми где-то там, когда-то потом, но не здесь и не сейчас. Герои называют свой остров дырой и многие мечтают вырваться, но не факт, что там они станут счастливее. Билли, главному герою, удалось уехать не без помощи моего персонажа, вот вопрос, обрел ли он то, что искал...
– У тебя есть любимый фильм у Макдонаха?
– Я смотрел почти все, кроме короткометражки. И больше всего нравится, конечно, «Залечь на дно в Брюгге».
– А финалист Оскара «Три билборда на границе Эббинга, Миссури»?
– Для тебя мир Мартина Макдонаха какой?
– Очень любопытный. С одной стороны, он очень похож на Шекспира, с другой, на Тарантино. Это необъятный, суровый, где-то жестокий, но невероятно остроумный мир. У Макдонаха своеобразный юмор. И неоднозначные герои, вы никогда точно не скажете, что этот 100% отрицательный, а этот положительный.
– Как ты думаешь, почему в России он так популярен, что практически в каждом театре идёт его пьеса?
– Наверное, потому, что какая-то часть менталитета ирландцев схожа с менталитетом русских. Они нам понятны, они тоже простые, где-то грубоватые, честные, справедливые, с душой нараспашку. И тоже пьющий народ, который живёт в непростых северных условиях.
«Я понимал, что в этом сезоне мы уже не выйдем»
– Сдача спектакля состоится без зрителей, это влияет на тебя?
– Нет, я готовлюсь, как к обычной премьере, зрители ведь будут потом. Сложно сказать, что я готовлюсь как-то иначе, ведь, никогда такого не было, чтобы мы показали премьеру без зрителей. Так или иначе, будут коллеги.
– Ты помнишь свои чувства перед тем, как закрыли театр, и все ушли на карантин?
– Мне тогда было совсем не до этого, мысли были заняты другим, тогда я только узнал, что у меня рак. Поэтому было ощущение, закрыли и закрыли. Просто подумал, что это надолго, я понимал, что в этом сезоне мы уже не выйдем.
– Как коронавирус повлиял на твою жизнь?
– Как бы странно это ни звучало, он дал мне время. Тогда Света (актриса Светлана Полянская - прим.автора) была беременна, лежала в больнице, я болел. И если бы мы тогда продолжили работать, я не знаю, как бы я все успевал. А во время пандемии я мог общаться с детьми. Я нашел в этом положительные моменты. Хотя сейчас понимаю, что столько проблем. Мы с друзьями занимаемся бизнесом, смогли кое-как выкарабкаться, а многие предприниматели не смогли, большие финансовые потери. Смотришь, то там магазин закрылся, то там. Когда был в Хабаровске, ко мне приехал таксист на машине в полтора миллиона, и говорит, что бизнес не удержался на плаву, теперь он таксует.
– Чему может научить коронавирус человечество? Извлечем ли мы какие-то уроки?
– Нельзя сказать за всех, ведь каждая страна по-разному реагировала на вирус. Кто-то вводил жесткий карантин, кто-то вообще не вводил. У всех разные возможности в медицине, разный менталитет, разное отношение к пандемии. Сложно обобщить. В России все равно в какой-то момент люди стали игнорировать принципы изоляции. Понятно, устали бояться, мы не такие дисциплинированные, как китайцы. Я же не понаслышке знаю о разных проблемах в здравоохранении, и не секрет, что любой врач 80% своего времени тратит на заполнение бумаг и только 20% на пациента. В наших больницах какая-то квинтэссенция бюрократии. Неправильная какая-то система, и направлена она не на помощь пациенту, а на то, чтобы отчитаться перед страховыми. Только мою карточку за период лечения три раза брали на проверку. И тесты делают не всем. Когда между второй и третьей химиотерапией у меня поднялась температура, врач ко мне пришел со спущенной с лица маской. А перед тем, как прийти ко мне, он еще к десяткам пациентов приходил. Но я не говорю про всех, конечно, много прекрасных специалистов. Нас порой подводит наша русская надежда на «авось».
– Может, после такого коронавирусного урока будет что-то иначе?
– Может, мы, наконец-то, будем больше вкладываться в здравоохранение, образование, науку, а не только в борьбу против захватчиков. Как ни крути, мир в большей степени сплотился против вируса, и это надо использовать, на это делать упор: на знания, а не показывать, у кого какой танк круче.
– Ты идеалист или реалист?
– Я идеалист-реалист.
«Мы театральные «наркоманы»
– А что значит для артиста полгода не выходить на сцену?
– Это… Приведу, сразу говорю, неудачный пример. Как у наркомана начинается ломка, так и у нас, когда мы не выходим на сцену. Мы театральные «наркоманы». У актёра, как бы он ни устал, физически, эмоционально, уже через две недели начнется: «а может, порепетируем?» Театр – это не работа, это смысл жизни. Как можно без зрителя находиться? Не знаю, даже слов нет.
– Какой спектакль ты бы первым показал после перерыва?
– Спектакль, которого в нашем театре нет, про коронавирус. О врачах, о больных, о том, как всё это происходило. Отрефлексировать этот опыт.
– Это важная мысль, что театр должен быть актуальным?
– Конечно, современный театр практически всегда находится в диалоге с тем, что происходит вокруг. Даже если мы ставим Островского, то должны понять, чем он интересен нам сегодняшним. Современный театр про сейчас и про завтра. Суперяркий пример – спектакль «DEJAVU».
– Театр переживает непростые времена, кто-то вообще может усомниться в его жизненной необходимости.
– Слушай, ну, если взять мировую историю, то культура – это один из столпов, на которых держится цивилизация, а театр неотъемлемая часть культуры. Если мы ее вынем, то цивилизация начнет рушиться, мы, конечно, не скатимся в первобытное общество, но без культуры будем некой субстанцией, которая только ест и спит, будем проживать жизнь наподобие механизмов. Без театра не может быть цивилизованного государства. Я не знаю, как другие, а для меня театр – жизненная необходимость. И не потому, что это работа, а потому, что он заставляет меня думать, рефлексировать, реагировать на то, что происходит вокруг.
– А как ты относишься к онлайн-театру?
– Я понимаю, что в нынешних условиях это необходимость, но все-таки отрицательно. Театр – это последний вид живого искусства, когда общение происходит напрямую со зрителем, когда происходит обмен энергией, эмоциями. Я и раньше смотрел спектакли в записи, но буквально по пальцам могу пересчитать работы, которые энергетически пробивают через экран. Есть же кино для этих целей.
– Пять лет назад художественным руководителем театра стал Сергей Левицкий. Что произошло с театром за это время?
– С приходом Левицкого театр расцвёл, появилось движение вперед. Я помню, что еще до того, как он поставил «Фронтовичку», многие молодые артисты сидели на чемоданах, они собирались уезжать. Но он сказал: «Ребята, давайте спектакль сделаем, а потом решите». Он дал нам надежду, что этот театр ещё может быть интересным, современным, актуальным. Понимаешь, Левицкий – лидер, наставник, он сам всегда находится в поиске, сам постоянно развивается, и нас старается развивать. Он локомотив, и тащит нас всех за собой. Вот, смотрите, есть такие театральные формы, вот есть такие имена и такие подходы. Очень многие из нас за годы общения с ним выросли, как личности. Пять лет назад я был другим. Сейчас наша труппа – это неравнодушные, тонко чувствующие, думающие люди с активной гражданской позицией, ответственные, рефлексирующие.
– А с позиции театра?
– И жизнь театра изменилась. У нас за это время было много гастролей, фестивали, мы ежегодно попадаем в лонг-лист «Золотой маски», а это список 100 самых заметных спектаклей России, к нам приезжают критики, отмечают наши достижения. Сейчас для профессионального сообщества мы небезызвестный театр на периферии, а полноправный участник театрального процесса.
– А что он дал городу Улан-Удэ и Бурятии?
– Не секрет, что молодые пачками валят из Бурятии, молодые и креативные, интеллектуальная элита. Левицкий благодаря тому, что делает здесь современный, модный и классный театр, позволяет тем, кто остался, не чувствовать себя в некой культурной резервации. Они не чувствуют себя обделенными современным искусством. Он мирит их с жизнью здесь, дает возможность посмотреть крутой спектакль, за которым не обязательно ехать в Москву. А этот креативный класс, который получает возможность интеллектуального досуга, развивает город. И даже есть москвичи, которые бы очень хотели посмотреть его спектакли, потому что о них говорят. Я точно могу сказать, что наш зритель за период работы Сергея Левицкого помолодел лет на 10-20.
«Ничего, ничего, мы вас вылечим»
– Артур, прости, деликатный вопрос, ты весной боролся с раком, можешь об этом рассказать?
– Я обнаружил опухоль 2 февраля, а 12 уже был на операции. Сначала нашел странную точку, подумал, само пройдет, а потом решил провериться. Врач в частной клинике сделал УЗИ и обнаружил опухоль, она была маленькая, как ниточка, треугольничек, угол которой как раз прощупывался. Сдал на онкомаркеры, они были повышены в 8 раз. Это начальная стадия, чаще у людей, которые обнаруживают опухоль, онкомаркеры повышены раз в сто, когда происходит разрыв оболочки и начинается метастазирование. Слава Богу, я обнаружил так рано. Но так как онкомаркеры продолжали расти, и клетки рака были в крови, мне была назначена химиотерапия. Большое спасибо моим врачам! Интересно, что мой врач из поликлиники узнала меня, а я пришел к ней после первой химии, когда уже потерял волосы, она смотрела наш спектакль «Лунное чудовище», тогда сказала: «ну, ничего, ничего, мы вас вылечим».
– Было ли какое-то переосмысление своей жизни?
– Я прошел четыре курса химиотерапии, и в этом отделении понял, что люди там делятся на тех, кому уже все равно, и тех, кто отчаянно борется за жизнь. При том, что рак-то лечится, его можно победить, с ним можно бороться, его можно остановить. Да, это тяжело, но ты должен жить не только для себя, но и ради других, ради семьи. Онкологическое отделение – эмоционально тяжелое место. Но я старался не унывать, других подбадривать. Лежал со мной мужчина, мы с ним сдружились, старались всем поднять настроение, придумывали клички, шутили, смеялись, подбадривали. И если хоть кому-то облегчили пребывание там, то здорово. Это такие тяжелые процедуры, от которых ты лежишь и встать по несколько дней не можешь, я надеюсь, что хоть чуть-чуть дал им эмоцию и энергию, которая, надеюсь, прибавит сил для того, чтобы бороться.
– Что делает тебя счастливым?
– Многое, улыбки детей, шутки жены, улыбки коллег, аплодисменты зрителей.
– А что не позволяет унывать, где черпаешь свой оптимизм?
– Не знаю, отовсюду, из жизни. И в юморе.
– Тебя узнают на улице?
– Нет, не скажу, что я популярный артист, меня не так часто узнают. Был такой случай, мы едем со Светой в такси, и он обращается: «Вы же в театре работаете?» Я: «Да!». А он: «Нет, не вы, а девушка». А однажды друг приехал из Владивостока, сидим в ресторане. Он спросил о том, узнают ли меня, я естественно, что нет. Тут подходит чувак навеселе: «Я тебя где-то видел...», жмет руку. Через 20 минут подходит другой чувак и говорит: «Мы с девушкой видели ваш спектакль, можно ваш автограф», друг немного в шоке, я ему говорю: «Поверь, никогда такого не было».
– У тебя есть амплуа?
– Сейчас в театре этого уже нет, что кто-то только герой-любовник, а кто-то злодей. Есть фактура, а дальше решает режиссер.
– Но у тебя больше отрицательных, положительных?
– Никогда не думал, можно ли объединить моих героев. Беркутов – положительно-отрицательный, малыш Бобби в «Калеке...» тоже. Но я бы сыграл стопроцентного злодея, суперзлодея. Но не скажу, какого конкретно, потому что в разное время ты хочешь то одного сыграть, то другого.
– А с героями сложно расставаться, с Алешей Груздевым из «Фронтовички» расстался бы?
– Скрепя сердце. Ему по пьесе 16-17 лет. Конечно, тяжело расставаться с ролями, но время идет, мы меняемся, профессия такая, ничего не поделаешь. Мы не становимся с годами моложе. Значит, будет кто-то другой. Но, я побреюсь, буду еще ничего выглядеть, еще сыграю (как всегда смеется – прим.автора).
– Спектакль, которого в нашем театре нет, про коронавирус. О врачах, о больных, о том, как всё это происходило. Отрефлексировать этот опыт.
– Это важная мысль, что театр должен быть актуальным?
– Конечно, современный театр практически всегда находится в диалоге с тем, что происходит вокруг. Даже если мы ставим Островского, то должны понять, чем он интересен нам сегодняшним. Современный театр про сейчас и про завтра. Суперяркий пример – спектакль «DEJAVU».
– Театр переживает непростые времена, кто-то вообще может усомниться в его жизненной необходимости.
– Слушай, ну, если взять мировую историю, то культура – это один из столпов, на которых держится цивилизация, а театр неотъемлемая часть культуры. Если мы ее вынем, то цивилизация начнет рушиться, мы, конечно, не скатимся в первобытное общество, но без культуры будем некой субстанцией, которая только ест и спит, будем проживать жизнь наподобие механизмов. Без театра не может быть цивилизованного государства. Я не знаю, как другие, а для меня театр – жизненная необходимость. И не потому, что это работа, а потому, что он заставляет меня думать, рефлексировать, реагировать на то, что происходит вокруг.
– А как ты относишься к онлайн-театру?
– Я понимаю, что в нынешних условиях это необходимость, но все-таки отрицательно. Театр – это последний вид живого искусства, когда общение происходит напрямую со зрителем, когда происходит обмен энергией, эмоциями. Я и раньше смотрел спектакли в записи, но буквально по пальцам могу пересчитать работы, которые энергетически пробивают через экран. Есть же кино для этих целей.
– Пять лет назад художественным руководителем театра стал Сергей Левицкий. Что произошло с театром за это время?
– С приходом Левицкого театр расцвёл, появилось движение вперед. Я помню, что еще до того, как он поставил «Фронтовичку», многие молодые артисты сидели на чемоданах, они собирались уезжать. Но он сказал: «Ребята, давайте спектакль сделаем, а потом решите». Он дал нам надежду, что этот театр ещё может быть интересным, современным, актуальным. Понимаешь, Левицкий – лидер, наставник, он сам всегда находится в поиске, сам постоянно развивается, и нас старается развивать. Он локомотив, и тащит нас всех за собой. Вот, смотрите, есть такие театральные формы, вот есть такие имена и такие подходы. Очень многие из нас за годы общения с ним выросли, как личности. Пять лет назад я был другим. Сейчас наша труппа – это неравнодушные, тонко чувствующие, думающие люди с активной гражданской позицией, ответственные, рефлексирующие.
– А с позиции театра?
– И жизнь театра изменилась. У нас за это время было много гастролей, фестивали, мы ежегодно попадаем в лонг-лист «Золотой маски», а это список 100 самых заметных спектаклей России, к нам приезжают критики, отмечают наши достижения. Сейчас для профессионального сообщества мы небезызвестный театр на периферии, а полноправный участник театрального процесса.
– А что он дал городу Улан-Удэ и Бурятии?
– Не секрет, что молодые пачками валят из Бурятии, молодые и креативные, интеллектуальная элита. Левицкий благодаря тому, что делает здесь современный, модный и классный театр, позволяет тем, кто остался, не чувствовать себя в некой культурной резервации. Они не чувствуют себя обделенными современным искусством. Он мирит их с жизнью здесь, дает возможность посмотреть крутой спектакль, за которым не обязательно ехать в Москву. А этот креативный класс, который получает возможность интеллектуального досуга, развивает город. И даже есть москвичи, которые бы очень хотели посмотреть его спектакли, потому что о них говорят. Я точно могу сказать, что наш зритель за период работы Сергея Левицкого помолодел лет на 10-20.
«Ничего, ничего, мы вас вылечим»
– Артур, прости, деликатный вопрос, ты весной боролся с раком, можешь об этом рассказать?
– Я обнаружил опухоль 2 февраля, а 12 уже был на операции. Сначала нашел странную точку, подумал, само пройдет, а потом решил провериться. Врач в частной клинике сделал УЗИ и обнаружил опухоль, она была маленькая, как ниточка, треугольничек, угол которой как раз прощупывался. Сдал на онкомаркеры, они были повышены в 8 раз. Это начальная стадия, чаще у людей, которые обнаруживают опухоль, онкомаркеры повышены раз в сто, когда происходит разрыв оболочки и начинается метастазирование. Слава Богу, я обнаружил так рано. Но так как онкомаркеры продолжали расти, и клетки рака были в крови, мне была назначена химиотерапия. Большое спасибо моим врачам! Интересно, что мой врач из поликлиники узнала меня, а я пришел к ней после первой химии, когда уже потерял волосы, она смотрела наш спектакль «Лунное чудовище», тогда сказала: «ну, ничего, ничего, мы вас вылечим».
– Было ли какое-то переосмысление своей жизни?
– Я прошел четыре курса химиотерапии, и в этом отделении понял, что люди там делятся на тех, кому уже все равно, и тех, кто отчаянно борется за жизнь. При том, что рак-то лечится, его можно победить, с ним можно бороться, его можно остановить. Да, это тяжело, но ты должен жить не только для себя, но и ради других, ради семьи. Онкологическое отделение – эмоционально тяжелое место. Но я старался не унывать, других подбадривать. Лежал со мной мужчина, мы с ним сдружились, старались всем поднять настроение, придумывали клички, шутили, смеялись, подбадривали. И если хоть кому-то облегчили пребывание там, то здорово. Это такие тяжелые процедуры, от которых ты лежишь и встать по несколько дней не можешь, я надеюсь, что хоть чуть-чуть дал им эмоцию и энергию, которая, надеюсь, прибавит сил для того, чтобы бороться.
– Что делает тебя счастливым?
– Многое, улыбки детей, шутки жены, улыбки коллег, аплодисменты зрителей.
– А что не позволяет унывать, где черпаешь свой оптимизм?
– Не знаю, отовсюду, из жизни. И в юморе.
– Тебя узнают на улице?
– Нет, не скажу, что я популярный артист, меня не так часто узнают. Был такой случай, мы едем со Светой в такси, и он обращается: «Вы же в театре работаете?» Я: «Да!». А он: «Нет, не вы, а девушка». А однажды друг приехал из Владивостока, сидим в ресторане. Он спросил о том, узнают ли меня, я естественно, что нет. Тут подходит чувак навеселе: «Я тебя где-то видел...», жмет руку. Через 20 минут подходит другой чувак и говорит: «Мы с девушкой видели ваш спектакль, можно ваш автограф», друг немного в шоке, я ему говорю: «Поверь, никогда такого не было».
– У тебя есть амплуа?
– Сейчас в театре этого уже нет, что кто-то только герой-любовник, а кто-то злодей. Есть фактура, а дальше решает режиссер.
– Но у тебя больше отрицательных, положительных?
– Никогда не думал, можно ли объединить моих героев. Беркутов – положительно-отрицательный, малыш Бобби в «Калеке...» тоже. Но я бы сыграл стопроцентного злодея, суперзлодея. Но не скажу, какого конкретно, потому что в разное время ты хочешь то одного сыграть, то другого.
– А с героями сложно расставаться, с Алешей Груздевым из «Фронтовички» расстался бы?
– Скрепя сердце. Ему по пьесе 16-17 лет. Конечно, тяжело расставаться с ролями, но время идет, мы меняемся, профессия такая, ничего не поделаешь. Мы не становимся с годами моложе. Значит, будет кто-то другой. Но, я побреюсь, буду еще ничего выглядеть, еще сыграю (как всегда смеется – прим.автора).
Юлия Федосова
