Меня на этом собрании многие стыдили за то, что не написала к памятной дате соответствующий текст… Аргументы были откалиброванные – а что еще осталось у бурят, кроме выдающихся людей? Промышленность, сельское хозяйство разрушены, бизнеса нет, природу расхищают, Байкал губят, леса горят! Только вот такие люди!
Под обоснованной тяжестью укоров внезапная, и практически единоличная, ответственность чуть ли не за все судьбы бурятской культуры прочувствовалась сполна.
Однако, в тот же день внук композитора, Андрей Васильев выложил в соцсети статью, написанную музыковедом Юлией Соболевой и мной, к 95-летию Батуева. Текст этот, напрочь мною забытый, оказался хорош не только созданной Соболевой музыковедческой фактурой, но и заданной ею энергией мысли, стилистикой, и интонацией, а, главное, актуальностью, которая сегодня, спустя 5 лет, в год 100-летия композитора, не только не утратила злободневности, но даже стала еще острее.
Тогда статью мы начали с прекраснодушного убеждения в том, что «Юбилеи такого «возраста» обычно дают старт официальным мероприятиям грядущего 100-летия, создают некую запросную среду, в которой имя юбиляра все время «на слуху», а его произведения обретают вторую жизнь»… Надо ли говорить, что ничего подобного, увы, не состоялось. За истекшие 5 лет никто не озаботился формированием этой самой запросной среды - никакой второй жизни произведения композитора не обрели, а имя его вспомнили только непосредственно в день юбилея.
О самом грядущем 100-летие, в первую очередь, снова забеспокоились потомки композитора - не из кабинетов обратились к ним, а они сами пошли в эти кабинеты стучаться, напоминать, предлагать, и просить. Не то, чтобы в минкульте или Союзе композиторов не помнили и не планировали отмечать круглую дату - календарь памятных дат у них перед глазами всегда. Но нет у нас ни привычки, ни потребности, ни желания мыслить перспективно-долгосрочно, протяженно во времени, где-то даже исторически, что ли. Полученный по наследству от прежних времен «датский» принцип организации культурной жизни, трансформировался в принцип «акционный» - в последние годы у нас любое событие в культуре и искусстве, даже закономерная для любого театра премьера - это акция. Отформатировать какое-нибудь культурно-художественное событие так, чтобы вызвать стихийный интерес как можно большего количества разных людей, зачастую совершенно равнодушных к искусству, но уже натасканных рекламной индустрией рефлекторно реагировать на любой ажиотаж, безусловно, легче и проще, чем годами кропотливо формировать из этих же самых разных людей культурную среду, объединенную высоким запросом к искусству – запросом вкуса, уровня, и степени. Это не только трудно и сложно, но и невыгодно, ведь публика со вкусом и уровнем потребует соответствующего исполнительского качества. Нет, жить от акции до акции и веселее, и эффектнее, и безответственнее.
Вот и все основные, массовые, публичные мероприятия, посвященные 100-летию Жигжита Батуева скученно пройдут осенью, то есть в начале очередного театрально-концертного сезона. Вроде бы хорошо. Но, это так же и конец года, а значит, на память о композиторе отведена лишь пара месяцев, после которых начнется подготовка к самой масштабной акции - новогодней компании. И, разумеется, тему можно будет с облегчением закрыть в силу календарного несоответствия. А когда случится, лет через 5-10 очередная дата, думаю, что ситуация будет подобна нынешней, которая, в свою очередь, ничем не отличается от описанной в статье 5-летней давности – «… о Жигжите Батуеве написано достаточно. Его имя и творческое наследие упомянуто и обеспечено ссылками, все, как и полагается в отношении классика национальной музыкальной культуры. Но обращает на себя внимание тот факт, что все написанное принадлежит прошлому веку, что монографические очерки – очень небольшие – созданы при его жизни. А потом на протяжении почти 15 лет либо вежливо-равнодушное комментирование отдельных жанров и произведений, либо просто молчание, изредка вспугиваемое настырными родственниками. Поэтому надо признать, что сегодня имя Жигжита Батуева, по сути, забыто. Его произведения не звучат в Бурятии, не получают современного переосмысления, его творческое наследие не подверглось исследованиям, свободным от идеологических нормативов». И практически, каждый выступающий на памятном мероприятии у мемориальной доски так, или иначе, озвучивал эти же самые мысли, значит, мнение, высказанное 5 лет назад, не субъективно и не предвзято. Вот и с этой колонкой я решила выждать в надежде, что появится все-таки если не ряд публикаций, но хотя бы один серьезный, полноценно профессиональный текст о творчестве юбиляра. Однако, сайт министерства культуры в разные дни августа опубликовал: типичную в таких случаях компиляцию биографических данных и общих оценок деятельности; статью журналистки Цырегмы Сампиловой на бурятском языке для «Буряад Унэн»; и информацию о мемориальном мероприятии. Эти публикации, при всем уважении и благодарности к авторам, ничего не изменили (да и не могли изменить) в ситуации с осмыслением творчества Батуева. 5 лет назад мы констатировали с застенчивой интеллигентской светлой скорбью и надеждой, что «Творческое наследие Жигжита Абидуевича оставлено без стержневой и все в себя вбирающей характеристики, в состоянии «неравновесного» описания, без надлежащего обобщения; более того – оно совершенно безжалостно пропущено сквозь сито «статистико-биографических» наблюдений, в свою очередь пропущенных сквозь сито советской идеологии. Батуев-музыкант прекрасно слышал то время, в котором он жил, Батуев-композитор не был просто иллюстратором, он, безусловно, «говорил» на музыкальном языке своего времени. Жаль, что за общепринятым стилем музыкальной «речи» мы не пытаемся услышать монолог человека и композитора Батуева, его духовную и художническую биографию, куда более интересную и загадочную, чем последовательность жизненных дат. И опять же справедливость требует признать, что такова участь всех, кого мы называем основателями бурятской искусства и гордостью бурятской культуры».
Но сегодня, ситуация не изменилась, хотя и министерство культуры, и Союз композиторов не настолько беспомощны, как хотят казаться, во всяком случае на некоторое интеллектуальное усилие еще способны, и могли бы организовать процесс переосмысления!
Однако, прикрепив к именам первых профессионалов вывески основателей, гордости, и патриархов, их поместили на хранение в некую «кладовую», куда складируются «вещи», которые и выбросить нельзя, и жить с ними вдруг стало совершенно невозможно. И произошло это не в силу недоразумения, нелепой случайности, или досадного промаха. Нет. Пришедшая на смену патриархам культурная элита поставила перед собой задачу вернуть профессиональное искусство к национальным корням, утраченным в результате тотальной советизации. Ответственными же за советизацию, за унификацию, за утрату национальных корней и национального лица бурятской культуры, за подмену духовных смыслов смыслами идеологическими, за потерю самого бурятского Духа и тому подобное, по умолчанию были назначены именно патриархи и основоположники профессионального занятия искусствами. И тогда, не имея подлинного любопытства к судьбам и деятельности этих людей, не находя в себе сил объективно оценить их, простите за тавтологию, объективное присутствие в истории народа, не умея осознать социально-исторический процесс, временные обстоятельства, и перипетии индивидуальных человеческих жизней, как контекстный массив, в котором каждая запятая имеет ценность, и каждая клеточка содержит важную информацию, новые культтрегеры на пути к мехам, рогам, и барабанам - корням автохтонности и архаики, предпочли замечать основоположников лишь формально-номинально. Да – были такие, да – вспоминаем. Иногда. Между делом. Между очередной национально-корневой акцией и акцией рекламно-коммерческой. При этом, наблюдается, что во-первых, акции эти стали легко подменять друг друга, и даже сращиваться, а во-вторых, поиск корней почему-то привел искателей всего подлинного и истинного в лабиринт музыкально-танцевально-иллюстраций, инсценированной песни, и этно-шоу. Эти попсовые формы – все, на что оказалась способна нынешняя культурная элита в своих попытках творчески освоить всю космогенную мощь национального восприятия мира, весь архаический тектонизм национальной художественной образности, всю метафоричность национального художественного мышления.
Основоположники тоже не смогли выразить всю мощь национальной культуры, но уровень их образного мышления, объем и плотность их национальной выразительности в их творчестве все же был значительно шире, выше, толще. Лучше. В той давней статье музыковед Соболева отметила - «Жигжит Батуев принадлежит тому поколению, которое, вопреки всем историческим переломам и жертвам, выпавшим на его долю, сумело сохранить – нет, не песни, это слишком банально! – но живую и очень хрупкую (вследствие своей устности) интонационную культуру собственного народа. Причем, сохранить не «записью», будь то нотные знаки или магнитные ленты, не прямым цитированием или аранжировками популярных народных мелодий, как это делается сегодня, но переводом своего собственного опыта присутствия в родной культуре на язык другого культурного сообщества. Так Борис Пастернак делал свои поразительные переводы шекспировских текстов, так Марина Цветаева естественно выражала свои поэтические мысли и по-русски, и по-немецки.
У бурятских композиторов первой «плеяды» – Дандара Аюшеева, Бау-Доржо Ямпилова и Жигжита Батуева – способность жить в «многоголосной», или, как сейчас говорят, поликультурной звуковой среде была намного более естественной, подлинной и интенсивной, чем у многих современных представителей композиторского сообщества. Чтобы в этом убедиться, достаточно послушать сохранившиеся записи их музыкальных произведений...»
Этот перевод собственного опыта на язык другой культуры, эта способность жить в поликультурной звуковой среде была не только интенсивной, но и содержала в себе элементы высокой драмы, потребовав от основоположников и патриархов мужества и жертвенности настоящих героев. Ведь они не просто оказались в эпицентре конфликтного пересечения двух Стихий – музыки, организуемой по законам европейского симфонизма с одной стороны, и национальной музыкальной культуры с другой, они положили себе судьбу – гармонически разрешить данный конфликт. Конечно, их творчество отмечено чертами этого не только культурного, но и исторического, и нравственного конфликта – ведь в какое страшное время жили и мужали! Это сегодня рациональные потомки могут интенсивно выхолащивать язык национальной культуры подгоняя его под язык попсового «ум-ца ум-ца», или столь же интенсивно проецировать на себя собственные, сказочно идиллические представления о мире мифических предков, и не испытывать при этом совершенно никаких ни внешних, ни внутренних конфликтов. Потому, что и «язык» попсы, и язык мифотворчества в принципе бесконфликтны. Чего не скажешь о творческих взаимоотношениях современных деятелей искусств с непосредственными предтечами. В последнем предложении приведенной выше обширной цитаты примечательны слова - «сохранившиеся записи»… То есть те, которые сделаны не просто при жизни основоположников, а в годы, когда они были еще не стары! Новых, современных записей нет… Потому, что при всем пафосе самопровозглашенных искателей национальный корней, возвращенцев к национальным истокам, хранителей национальных традиций, у нынешней культурной элиты, видимо, все-таки не хватает сил осмыслить художественный опыт столь недалеких, по историческим меркам, предков.
Хоть бы акцию какую-нибудь придумали бы!
