Амарсана Улзытуев родился в Улан-Удэ. В 1985 г. окончил Литературный институт имени Горького. Публиковался в журналах «Арион», «Юность», «Дружба народов», автор поэтических сборников «Утро навсегда» (2002), «Сверхновый» (2009),в 2014 году поэтический сборник Амарсаны «Анафоры» стал лучшим на XII Международном научно-творческом симпозиуме «Волошинский сентябрь». В 2016 вышла книга «Новые анафоры».
-Амарсана, не скрываете своего космотполитизма. И все же вы – замечательный бурятский поэт, сын лирика, «бурятского Пушкина» Дондока Улзытуева. Начнем с простого вопроса: как живется буряту в Москве?
- Я знаю, что в Москве очень много бурятов, есть землячество, но в последние годы я не попадаю на его мероприятия. Им проводится летний праздник Наадан – Сурхарбаан, зимний праздник Сагаалган. Туда съезжаются и русские буряты. Они здесь скучают по нам, я надеюсь, по буузам - (прим. - буузы (или бурятские позы) - блюдо из рубленого фарша, завернутого в тесто и приготовленное на пару). Удивительно, что русские, приехав оттуда, здесь себя считают бурятами, а там у нас, конечно, чувствуется бытовой национализм, со стороны русских. Их у нас большинство – около 60%. В 90-е мне рассказывали, что в бурятской фирме, в той, которую открыл бурят, и тех, и других поровну. А в тех фирмах, что учреждали в Бурятии иркутяне, было уже 100 % русских.
Поэтому меня очень радует, что на московские праздники приходят люди самых разных национальностей. Буряты очень рады, когда проявляют такую любовь и уважение к их родине. Буряты некоторые, как индейцы в первых европейцах, видят в русских высшие существа. Хотя, когда в старину буряты увидели первых русских, они показались им страшными уродами (смеется). Есть бурятская певица Бадма-Ханда Аюшеева, она из Внутренней Монголии, из Шэнэхэна репатриантка. Она девочкой увидела русских – ей было очень страшно: курносый нос, огромные водянистого цвета глаза. У нас есть персонаж эпоса «мангатхай», что означает чудовище. Так буряты и представляли русских. А многие нынешние буряты просто обожают их. С тех пор, как казацкая вольница пришла в Бурятию, богиня Белая Тара - олицетворение русского царя. Сохраняются свидетельства о посещении Романовых Бурятии. Сохранился и трон, на котором он сидел. Буддистские иерархи всегда оказывают почтение и нынешнему руководству России. Владимир Путин и Дмитрий Медведев, приезжая в Бурятию, всегда идут в главный храм российских буддистов Иволгинский дацан для поклонения Хэмбо Лама Итигэлову.
-Стремятся ли буряты к компактному проживанию в других регионах России?
-Мне кажется, что буряты чувствуют себя раскованно везде, нет никакой необходимости компоноваться как, китайцы, например. Мы – с широкой сибирской душой. И поэтому не воспринимаем внешний мир с опаской.
-Есть ли в Восточно-Сибирском регионе третьи силы, которые хотели бы объединить бурятов, якутов, эвенков и тувинцев и попытаться сделать такой «туран» сибирского значения? Мол, русский брат – не совсем то, о чем мы мечтали?
-Я не понимаю этого всего. Я даже от патриота, который очень сильно переживает за свои корни и язык, не слышал ничего подобного. Я уже говорил, что у нас как буддистов нет категоричности в мышлении.
-Вы, Амарсана, творите сами свою космогонию. Вы и Уолта Уитмена вспоминаете часто, и античность, берете из многих источников. Это свойство вашей поэтики или буряты вообще восприимчивы ко всем знаниям мира?
-Есть знаменитое высказывание об отзывчивости русского человека, и мы во многом через русских воспринимали европейский мир в переводах на ваш язык. Наверное, такая открытость к знаниям есть у бурятов. Через интерес и любовь к своему Отечеству, малой родине, любой человек может проникаться любовью к другим культурам. Если ты не уважаешь свою культуру и язык, ты не уважаешь и другой. Это происходит автоматически.
-Несколько лет назад в Непале было землетрясение. И все, кто ездил с вами в это путешествие, сразу стали откликаться на эту катастрофу, писать, постить фотографии в соцсетях.
-И находить тех, кто нас сопровождал, чтобы убедиться, что они живы. И они нас убедили. Что разрушений не так много.
-А что в вас лично прояснила непальская поездка? Было ли это потрясением?
-Я до сих пор это осмысляю. Требуется еще поездка, я надеюсь, удастся ее совершить. Я написал там немного стихов, и это было так, формально.
-Проявляется ли в этих поездках кочевая душа вашего народа? Вы постоянно в пути: то в пустыне Сахаре, то летите на Аннапурну. Незаурядные маршруты. Хотя у вас воображение богатое, можно было бы и представить себе все это, но вы предпочитаете сесть на верблюда и ехать.
-Да. Очень хотелось пойти в трип по Гималаям, поскольку не получилось, мы полетели на самолете на первый восьмитысячник, покоренный человеком – на Аннапурну. И своими глазами все увидели, облетев ее в течение сорока минут. И это было потрясающе. Русский пилот очень обрадовался земляку и сделал мне подарок от фирмы, я порулил этим самолетиком минут пять. Я не вожу машину, не автолюбитель, а тут целый самолет! Было большое потрясение. В Непал хочется возвращаться, но я после десяти дней пребывания очень хотел домой. Мой друг поэт Алексей Остудин из Казани проработал маршрут так, что мы объездили пол Непала. Были и на высотах, и в низинах. Я знаю, что вернусь туда. Ни один город или страна в Европе не вызывают такого желания возвращаться и возвращаться. С тобой там происходит что-то сокровенное, что и стихи по возвращению особо не пишутся.
-С Игорем Сидом в Тунисе вам даже удалось организовать выступление в русской школе.
-Да, там были и представители посольства, русскоязычные люди, обучающиеся русскому языку. Мы читали свои стихи как раз к концу своей поездки. Это было замечательно. В любом случае Тунис – это Северная Африка – я получил там, чего ожидал, но не хватило Сахары, Карфагена. Мы погружались в эти слои: это и берберы, и их пещеры «троглодитов», которые выкапывались на десятиметровой глубине…Не знаю, как Игорю Сиду (прим. - русский поэт, писатель, путешественник, организатор международных культурных проектов.), но мне очень не хватало общения с африканцами, там в основном арабы. Познакомились с арабским писателем. Когда мы его спросили, на каком языке он пишет, он ответил, что для него не стоит остро такой вопрос: на французском или арабском, как у нас – на бурятском или на русском.
-Возвращаясь к основной теме нашего разговора, хочу спросить: а вы вставляете бурятские слова и понятия в ткань поэтического повествования?
-Конечно. Я, например, показываю красоту нашего языка в стихотворении о шаманском обряде. В сборник «Новые анафоры» вошли стихи «Гуттурал и хоомей – тяжелый рок и горловое пение», «Шэнэхэнские буряты», «Итигэлов», «Гуннское городище близ Улан-Удэ»…На самом деле рядом с городом древнее хуннское городище, а хунны были предками гуннов. И этот писатель в Тунисе нам и сказал, что ему все равно, на каком языке работать, потому что оба великих языка. Меня вот спроси, почему ты пишешь на русском, на мое лицо ляжет тень страдания, я буду мучиться и искать ответ.
-Ну, русский язык синонимически богат, на каждое понятие по 5-7 или больше синонимов.
-А бурятский еще богаче! Там не семь синонимов будет, а семьдесят. Огромный синонимический ряд к слову «очень». Я, учась в бурятском интернате № 1, узнал невероятное количество слов, принадлежащих к разным диалектам.
-Амарсана, в 2016 году состоялся фестиваль «Поклонение Итигэлову». Это только поэтическая сфера общения?
-У нас прошло два таких фестиваля. Первый был 6 лет назад, приехали не только свои, но к нашему удивлению, было очень много монголов. Приезжают и из Калмыкии. Мы же везде разбросаны, более 500 семей уехало только после революции в Австралию. Потому что там баранов пасти хорошо. И сейчас активно работающая программа репатриации возвращает бурятов на родину. Тем, кто возвращается, дают земли, подъемные деньги. И такие фестивали поддерживают интерес к родной культуре у бурят. Так, через поэтическое слово человек может почувствовать, что жить нужно на этой земле. Я не верю в то, что если уничтожить бурятский лоскут в разноцветном ковре, мир будет полный.