Солист Московской филармонии Александр Князев дал эксклюзивный концерт. «Гольдберг-вариации», написанные Бахом для клавесина, впервые в России звучали в переложении для органа. Незадолго до премьерного концерта музыкант рассказал нам о том, что общего у виолончели и органа, что нужно сделать, чтобы разозлить всех органистов России, а также о некоторых вещах в Улан-Удэ, которые не забудет никогда.
- Вы открываете V Байкальский рождественский фестиваль и открываете его российской премьерой. Правда ли, что «Гольдберг-вариации» Баха никогда не исполнялись в России?
- Да, действительно, у нас в стране никто не исполнял это произведение на органе. С ноября этого года продолжается ряд моих премьерных выступлений. Переложение для органа сделал мой близкий друг, величайший французский органист-виртуоз Жан Гийю. Возможно, кто-то играл вариации раньше, но Гийю – единственный в мире человек, который произвёл их запись. Мне это показалось настолько феноменальным, что я сначала не поверил своим ушам. А потом начал учить. И выучил.
- У «Гольдберг-вариаций» ведь очень интересная история создания. Расскажите немного о ней. С чего всё началось?
- История эта очень интересная, и при этом документально подтверждённая. Был такой князь Кейзерлинг, большой любитель музыки. Князь очень страдал от одного недуга – он часто не мог уснуть. В целях избавления от болезни, он заказал Баху красивую музыку. Бах написал её для своего ученика, виртуоза-клавесиниста Гольдберга. Услышав это произведение, князь получил обратный эффект – он не заснул, а был в полнейшем восторге.
- Так создавалось произведение, которое ещё называют «энциклопедией» баховского стиля…
- Да, это и правда, культовая вещь. Мастерство, которое у Баха и так всегда на высоком уровне, в вариациях достигает чего-то неимоверного. Во-первых, они уникальны по форме – каждая третья вариация вставляется в восходящий канон. На первый взгляд, строжайшая математика на деле оказывается гениальной музыкой. Во-вторых, это произведение философское. В тридцати вариациях описано всё, что может произойти с человеком в жизни. Начинаясь и заканчиваясь темой арии, они представляют собой своеобразный круг. А, как известно, человеческая жизнь тоже составляет круг, от рождения до смерти. Если бы меня спросили, какое музыкальное произведение лучше всего характеризует жизнь, я бы, не сомневаясь, назвал «Гольдберг-вариации».
- Как Вы думаете, почему никто в России, да и в мире, ещё не играл это произведение на органе?
- Я могу дать одно объяснение – потому что это невероятно трудно. Даже на рояле, для которого написаны вариации, их мало играют. К трудностям исполнения прибавляется ещё и очень сложная партитура для органа. Возможно, такое просто никому ещё не приходило в голову. Никому так не захотелось, как Жану Гийю. Может быть, когда-нибудь и я бы до этого додумался.
- Известно, что Вы играете и на виолончели, и на органе. Как удаётся совмещать в себе такие умения? Может быть, для Вас они чем-то схожи?
- У виолончели и органа нет абсолютно ничего общего, кроме того, что это два музыкальных инструмента. Как удаётся? Благодаря большому таланту, наверное! (смеётся) Ну и дикая работоспособность. Органом я начал заниматься гораздо позже. И пришлось мне очень тяжело, потому что я учился играть на нём, будучи уже концертирующим виолончелистом. Играл ночами, в перерывах между перелётами. Это продолжалось много лет, прежде чем я достиг такого уровня, что исполняю «Гольдберг-вариации», которые ни один органист не играет в России. А я – виолончелист, играю. Это очень раздражает и даже злит коллег. Они относятся ко мне ревниво, но постепенно смиряются.
- Есть ли у Вас какие-то особенные суеверия, связанные с выступлениями?
- Суеверий нет, но единственное, что соблюдаю одно правило – не подпускаю к себе фотографов во время исполнения. Игра на органе – это очень сложный процесс, сложнее, чем вы себе представляете. Поэтому на концерте возле меня никого не должно быть. Да и вообще, когда музыка звучит, не должно быть никаких отвлекающих моментов.
- А в Улан-Удэ Вы ведь не впервые? Расскажите о своём прошлом визите.
- В Бурятии я был совсем недавно, всего 26 лет назад. В 1987 году я приезжал в качестве виолончелиста, на органе я тогда ещё не играл. Если честно, ничего не помню, кроме шокирующего памятника Ленину. Эта огромная голова выглядит угрожающе, на мой взгляд. Сегодня специально просил водителя проехать мимо памятника, чтобы посмотреть, не снесли ли его. Феноменальную голову Ленина я запомню на всю жизнь.
- Какие планы на наступающий год?
- После Улан-Удэ еду в Париж, там виолончельные концерты. Позже играю в Москве «Гольдберг-вариации» в Большом соборе, на швейцарском органе. Потом еду в Мексику, там снова виолончель. Оттуда сразу же лечу снова в столицу на очень важный для меня концерт в Доме музыки – московскую премьеру «Гольдберг-вариаций». А это планы только на январь…
