Мизансцена с попыткой оживления мёртвых как катарсис спектакля «Ромео и Джульетта» в Бурдраме

Помощник художественного руководителя Бурятского драматического театра по связям с общественностью Батодалай Багдаев размышляет, что такое катарсис как высшее проявление театрального искусства? Порассуждать об этом он решил на местном материале. Приводим публикацию Батодалая Багдаева дословно:

«Произведение искусства как плод духовно-нравственных и эстетических исканий несет суперидею воздействия на человека. Её кульминационную точку обозначил еще Аристотель, назвав её катарсисом. Простите за пошлость, но это как в физиологии оргазм: краткий и яркий.

В театральном искусстве катарсис несёт очищающее и облагораживающее воздействие на человека. Простыми словами, это чувство сопереживания, которое должна вызывать игра актёров.

В своей театральной практике зрителя я не раз испытывал катарсис сильнейшей интенсивности. Один из них в московском театре Ленком в 2015 году на спектакле «Аквитанская львица» с Инной Чуриковой и Дмитрием Певцовым в главных ролях.

Спектакль шёл на стабильно высоком профессиональном уровне, зря, что ли, звёзды. Но игра особенно не трогала сердце и душу. Пока в одной из мизансцен Инна Чурикова не сказала одно слово, заставившее расплыться меня по креслу, как и весь зал.

В момент суда над изменником сыном, когда меч короля был готов снести ему голову, королева-мать произнесла: «Руби!». Что произошло со мной впоследствии, как я вернулся домой, помню лишь, как в тумане. Таково было сильнейшее потрясение от игры, вернее, от одной только фразы великой актрисы!

Нечто подобное по силе воздействия я испытал на спектакле «Ромео и Джульетта» (12+) Бурдрама. Честно признаться, весь спектакль я испытывал какую-то фрустрацию, гнетущее чувство, что не получается получить полного эстетического удовлетворения от постановки.

Ожерелье наших звёздных артистов, впечатляющая сценография, яркие костюмы - но все не то. Я даже начал склоняться к мысли, что пьесы Шекспира, воспевающие индивидуализм и свободу человека, чужды нашей бурятской ментальности общинности, когда интересы семьи и народа выше личных.

А мои любимые актёры Ольга Ранжилова-Ломбоева и Зорикто Цыбендоржиев в главных ролях уже по возрасту не подходят играть влюблённых малолеток, какими были Ромео и Джульетта, и их следовало бы заменить более молодыми актерами.

Но мои внутренние терзания, мой психологический конфликт был мгновенно развеян. И все стало на свои места. Произошло это после кульминационной сцены смертоубийства в склепе Ромео и Джульетты. Я было уже приготовился услышать монолог в адрес Монтекки и Капулетти про «чуму на оба ваши дома».

Но как вместо этого выходит на авансцену герой Дашинимы Доржиева Бенволио и со словами «Бодогты!» пытается оживить мёртвых друзей.

Это была финальная сцена. Мёртвые, неживые лица Тибальта Солбона Ендонова и Меркуцио Алексея Михайлова просто потрясли зал. Как уж это им удалось, но больше не надо было слов, только занавес.

Весь гуманистический смысл шекспировского шедевра был сконцентрирован режиссёром в эти секунды. Все войны, вся вражда и амбиции не стоят жизни молодых людей, не увидевших радость человеческой жизни!

Шекспир, оказывается, и в Бурятии Шекспир!»