В лице москвича Константина Куксина нынешние потомки кочевых народов обрели пламенного защитника и преданного друга. Пятнадцать лет назад учитель географии поставил юрту на школьном дворе и организовал музей кочевой культуры, ставший одним из крупнейших этнографических собраний российской столицы

Уже после него другой энтузиаст открыл этнопарк о жизни кочевников – одним словом, соседи все больше «в теме», сообщает Караван.

Константин Куксин – личность яркая: пропагандист кочевой культуры, путешественник, исследователь, действительный член Русского географического общества, поэт, автор нескольких книг. Он непревзойденный рассказчик, что может оценить каждый, прослушав его программы на российских радиостанциях.

В его музее представлено 30 кочевых жилищ – юрты, яранги, чумы, шатры и многое другое из Центральной Азии, Тибета, Северной Африки, Америки и Крайнего Севера России. Все экспонаты – подлинные и привезены из экспедиций. В музее под открытым небом разрешается все трогать руками. Посетителей приглашают на мастер-классы по традиционным ремеслам кочевых народов, угощают баурсаками, дают пострелять из лука, читают тематические лекции, сообщает kokshetau.asia.

– Константин, ваш музей частный или государственный?

– Он находится на территории школы в Москве и относится к департаменту образования города. Музей содержу я лично – предоставляю в безвозмездное пользование школе свою коллекцию, собранную по всему миру, а школа нам – территорию, охрану и прочее. В год нас посещает в среднем 40 000 человек. За годы работы музея каждый 10-й житель Москвы здесь побывал, что для 17-миллионного города неплохо.

– Откуда у европейца любовь к кочевой культуре? Как в вас это зародилось?

– У меня мама, между прочим, в Алматы родилась, бабушка всю жизнь там жила, и я к ней ездил каждый год, родственники в Усть-Каменогорске. Откуда такой интерес? Я был в Монголии 15 лет назад как спортсмен, совершая велопробег от Байкала до Желтого моря, и влюбился в эту страну, в людей. И обидно было, что говорят много неправильных вещей про монголов, про чукчей и другие народы. Решил развенчать негативные мифы, привез юрты, поставил в школьном дворе и стал рассказывать о кочевниках. Сейчас наш музей – крупнейший этнографический музей Москвы.

– Вы начали с того, что хотели разрушить негативные мифы о кочевниках. Эта цель достигнута?

– Это же долгий процесс, мифы, которые ходят в обществе веками, очень трудно разрушить, но мы это делаем. И довольно успешно. Я же не только в музее работаю, также на радио выступаю, на телевидении, пишу книги. Мы выезжаем на разные праздники, где собираются до тысячи человек. Мои ученики, прошедшие курс занятий в музее кочевой культуры, не будут тыкать пальцем в чукчу или казаха и называть китайцем. Может, они не все запомнят, но самое главное, что мы даем, – это уважение к другим, не похожим на тебя. Речь не о терпимости, а о формировании любви к культуре, не похожей на твою собственную.

– Собственно, какие мифы о кочевниках приходится развенчивать?

– Первый миф о монголах, что есть просто дикари, а есть особо жестокие и опасные – монголы, которые своей целью видели разрушение достижений цивилизации. Они, конечно, не такие. Монгольская империя была великой державой, что бы там ни говорили, занимала пятую часть суши, дикари бы просто такого не создали. Другой миф – о чукчах и народах Крайнего Севера. Пойдите у нас в Москве в метро и спросите, кто это такие. Услышите, что там живут одни чукчи, во-вторых, что они давно спились и находятся на грани вымирания. Чукчи – наиболее воинственные из народов Севера, отстоявшие свободу против русской экспансии. Примеров таких в истории два, это арауканы в Южной Америке и чукчи. Люди, не имевшие огнестрельного оружия, противостояли регулярной армии и победили. Это грозные воины-охотники, которые на байдарках выходят на кита, я жил с ними, очень интересный народ.

Затем миф о цыганах, якобы они воры, сейчас еще и наркоторговцы. Конечно это не так. Есть у цыган преступные группировки, но их не больше, чем у русских, украинцев или казахов. А 90 процентов цыган – кочевые ремесленники.

– Как вы сохраняете кочевые жилища в климатических условиях Москвы?

– Вообще, первым экспонатом была монгольская юрта, привезенная в 2003 году, растаможил ее через год. Я просто поставил ее в школьном дворе, тогда еще не зная, как сохранять жилище. Юрта у меня гнила, воняла, из нее текла вода, спустя годы я создал технологию, которая позволяет в другом климате использовать традиционное жилище кочевников, – это была практическая глава моей диссертации. Казахская юрта, например, не требует дополнительных устройств – единственное, что летом работают кондиционеры во всех жилищах, чтобы было прохладнее, а зимой – электрический обогрев, печки мы не топим, хотя стоят настоящие буржуйки.